Письмо дедушке Морозу № 1

Нравится мне Шкловский, практически с детства, с первого знакомства с "Письмами не о любви...". Да и какой эпистолярий без писем?

Здравствуй, Дедушка Мороз!

Увы, не захотел ты всерьез отнестись к моим настойчивым и навязчивым посланиям о фотографическом подарке к Новому Году. Остался я без коробочки в красивой упаковке под елкой… А ведь до сих пор этакий кокетливый бантик из упаковочной ленты снится…

Обидно и досадно. Решил я убедить тебя в своей серьезности относительно увлечения фотографией – буду писать тебе письма весь год. А то вдруг тебе скучно? Да и занудство, оно ведь города берет. А для пущей неразберихи будем делать вид, что не о фотографии речь совсем, а так - о чем-нибудь соприкасающемся.

К слову: я тут на околофотографических сайтах зарегистрировался. Поразительно, что многие их считают фотографическими. И я - по незнанию и неаккуратности - поначалу всерьез: хотел ума-разума набраться, послушать знающих людей, перенять у опытных, посмотреть на образцы и примеры, почитать разборы, выслушать конструктивную критику. Искал долго, слов и букв просмотрел немало, а вот читать нечего. Причем до того нечего, что вспомнились классики. Другим не скажу, а тебе секрет открою.

Пример наиконструктивнейшего разбора представленной на суд зрителей фотографии (Братьев цитирую: перечитывал – наткнулся – и просветлел враз):

«- Когда я впервые увидел "Голубку", я, как и многие, вероятно, подумал, что рисунок неверен или, во всяком случае, неестественен. Но потом по роду службы мне пришлось приглядеться к голубям, и я вдруг осознал, что Пикассо, этот чудодей, схватил то мгновение, когда голубь складывает крылья перед приземлением! Его лапки уже касаются земли, но сам он еще в воздухе, еще в полете. Мгновение превращения движения в неподвижность, полета в покой.

- У Пикассо есть странные картины, которые я не понимаю, - сказал Перец, проявляя независимость суждений.

- О, вы просто недостаточно долго смотрели на них. Чтобы понимать настоящую живопись, недостаточно два или три раза в год пройти по музею. На картины нужно смотреть часами. Как можно чаще. И только на оригиналы. Никаких репродукций. Никаких копий... Вот взгляните на эту картину. По вашему лицу я вижу, что вы о ней думаете. И вы правы: это дурная копия. Но вот если бы вам довелось ознакомиться с оригиналом, вы бы поняли идею художника.

- В чем же она заключается?

- Я попытаюсь вам объяснить, - с готовностью предложил директор. - Что вы видите на этой картине? Формально - получеловека-полудерево. Картина статична. Не виден, не улавливается переход от одной сущности к другой. В картине отсутствует главное - направление времени. А вот если бы вы имели возможность изучить оригинал, вы бы поняли, что художнику удалось вложить в изображение глубочайший символический смысл, что он запечатлел не человеко-дерево и даже не превращение человека в дерево, а именно и только превращение дерева в человека. Художник воспользовался идеей старой легенды для того, чтобы изобразить возникновение новой личности. Новое из старого. Живое из мертвого. Разумное из косной материи. Копия абсолютно статична, и все, изображенное на ней, существует вне тока времени. Оригинал же содержит время-движение! Вектор! Стрелу времени, как сказал бы Эддингтон...

- А где же оригинал? - спросил Перец вежливо.

Директор улыбнулся.

- Оригинал, разумеется, уничтожен как предмет искусства, не допускающий двоякого толкования. Первая и вторая копии тоже из некоторой предосторожности уничтожены».

Как глубоко, как выпукло, как мощно сказано, согласись? Нет, ну согласись же уже, а? Уже таки да? С самых первых слов видна непоколебимость позиции, предвосхищающая любые попытки критики и несогласия: априори говорящий чаще и дольше смотрел на картины, да еще и на оригиналы, да еще и по долгу службы… Нокаут, уносите оппонента… А какие культурологические реминисценции: и отсыл к программной работе Беньямина «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости», и Ортега, и отголоски долгих споров про самоценность оригинала в противовес копии… Много всего, а самое главное: не возразишь. Нет, попытаться можно, конечно. Но – тщетно и всуе: отвечая на такой экзерсис, ты открываешься оппоненту, как неумелый боксер на ринге открывается перед профессионалом: еще пару секунд и все… сознание выключается, зрители про себя начинают отсчитывать «раз… два… три…» Еще раз: нокаут, уносите…

Отсюда первый и главнейший закон конструктивной фотографической критики: слов должно быть возможно больше, а смысла – меньше. Идеальная ситуация: полное отсутствие смысла в нагромождении тяжелых и вязких терминов и натыренных из Википедии словарных статей.

Но отступим от конструктивной критики, оставив ее высокомудрым и крутолобым. А для неофитов, только нащупывающих свою дорожку в частоколе слов и мнений, в помощь иная цитата:

"Вы, я замечаю, все время терзаетесь муками творчества. Писать (критиковать), конечно, очень трудно. Я, как старый передовик и ваш собрат по перу, могу это засвидетельствовать. Но я изобрел такую штуку, которая избавляет от необходимости ждать, покуда вас окатит потный вал вдохновения. Вот. Извольте посмотреть.

И Остап протянул Ухудшанскому лист, на котором было написано:

ТОРЖЕСТВЕННЫЙ КОМПЛЕКТ

НЕЗАМЕНИМОЕ ПОСОБИЕ ДЛЯ СОЧИНЕНИЯ ЮБИЛЕЙНЫХ СТАТЕЙ, ТАБЕЛЬНЫХ ФЕЛЬЕТОНОВ, А ТАКЖЕ ПАРАДНЫХ СТИХОТВОРЕНИЙ, ОД И ТРОПАРЕЙ

..........

Когда Ухудшанский ознакомился с содержанием документа, глаза его, доселе мутные, оживились. Ему, пробавлявшемуся до сих пор отчетами о заседаниях, внезапно открылись сверкающие стилистические высоты."

Я выбросил нефотографический материал из цитаты - захочешь посмотреть - погугли. Но, дабы следовать строго и в соответствии, постараюсь придерживаться количественной составляющей, предложенной автором: 21 существительное, 7 прилагательных, 10 глаголов, 2 художественных эпитета и 5 прочих частей речи. Применительно к нашей теме:

1. Существительные: